Галина Черкасова - Ключ[СИ]

Пора бы разучиться плакать.

Отец ненавидел истерики, а слезы выводили его из себя. Мне очень хотелось вскочить с дивана и удрать в комнату, но разговор был не окончен, и подобное неуважение вполне могло грозить выбитой дверью.

Отец стоял у окна, повернувшись ко мне спиной, и созерцал свое главное, как он считал, жизненное достижение — идеальную лужайку перед домом.

Гребаная трава, всю жизнь мечтала её спалить.

На журнальном столике тикали старые, спешащие на пять минут, часы в виде божьей коровки с длинными усиками-антеннами, которые покачивались из стороны в сторону из-за сквозняка, гулявшего по комнате. Часы когда-то давно купила мама в подарок отцу. Я помню, он долго разглядывал божью коровку, а потом бросил её к ногам жены, поджав губы.

— У тебя нет ни вкуса, ни ума, — жестко сказал он, наблюдая, как женщина поднимает игрушку.

— Прости, я думала развеселить тебя, — ответила мать, бледнея.

— Мам, отдай мне! — я выскочила из-за дивана и, схватив часы, прижала их к груди. — Они будут моими.

Позже, когда матери не стало, и мой брат Джеф перебрался с чердака в большую комнату, он забрал часы и использовал их как будильник. Мысли о брате вернули меня в действительность — следовало дождаться его возвращения с работы. Отца ему не переубедить, но хотя бы успокоить старого маразматика он всё-таки попытается.

Отец уже свалил вазу, едва не сломал столешницу и сейчас достиг того состояния ярости, которого я опасалась больше всего: он побуянил, но ещё не перешел к оскорблениям. Замерев у окна, он подбирал слова, обдумывая, как больнее уколоть и унизить меня. Начнет говорить о матери, о её никчемности и слабохарактерности, о том, что я как две капли воды на неё похожа и меня ждет такой же бесславный конец.

Наконец отец обернулся и бросил на меня гневный взгляд. Около моей правой руки лежал скомканный конверт, из которого торчала оранжевая пластиковая карта с заветным номером. Я проследила за взглядом отца, и, не сдержавшись, всхлипнула, тут же притихнув и с опаской уставившись на родителя.

Он подошел ко мне, а я инстинктивно сжалась и опустила глаза.

— Отдай мне конверт, — произнес он довольно спокойно, немало удивив меня. — Просто отдай и всё. Я тебя не трону, если отдашь. Ноги Тейеров не будет в этом гадюшнике.

Я посмотрела на часы — схватить бы их и запустить в его пустую башку.

Интересно, что он тогда сделает? Убьет?

— Ты вынуждаешь меня…

— Что здесь происходит? — я вскинула голову и с нескрываемой радостью уставилась на застывшего в дверях брата.

Отец, видимо, удивился его раннему приходу, и даже как-то растерялся.

— Обсуждаем будущее Антеи, — отозвался он после секундного замешательства, скрещивая руки на груди. — Даю ей отцовские наставления.

— Да? — Джеф шагнул вперед и замер между нами Я оказалась по его правую руку, отец — по левую. — А что же Анти вся на нервах?

— Я перед тобой отчитываться не обязан, — прорычал отец, возвращаясь в образ. — Вали-ка к себе.

Джеф выпрямился, и я, взглянув на брата, впервые заметила, что он выше и крупнее отца. Одетый в рабочую рубашку, взъерошенный и потный, он отчего-то напомнил мне молодого задиристого быка, который пару дней назад снес ограду на соседской ферме и до ночи носился по улицам, бодая машины и почтовые ящики, топча клумбы.

"Лишь раз почуяв свободу, запаха её уже на забудешь", — сказал мне брат, когда мы, сидя на чердаке и жуя бутерброды с сухой колбаской, наблюдали за бешеным быком.

Я отвела взгляд. Что-то в голосе брата подсказывало мне, что вечер будет долгим.

— С какой стати? — Джеф почесал грудь, зевнув, прошел мимо меня и завалился на диван, аккурат на мой конверт. — Опа, что это? — Он рванул бумагу из-под своей ноги.

Я уставилась на Джефа, а тот дерзко подмигнул мне.

Бык сломал ограду, теперь он начнет бодаться.

— Ты, щенок, поднял свою задницу и утек отсюда, — отец ткнул пальцем сначала в Джефа, потом на дверь. — Пошел вон, дерьмо собачье.

Брат, быстро ознакомившись с содержимым конверта, протянул его мне.

— Поздравляю, Антея. Когда едешь? — спросил он, улыбаясь и напрочь игнорируя отца.

Тому подобное неуважение совсем не понравилось, и он, грязно выругавшись, потянулся за конвертом, но я успела выхватить его из рук Джефа и прижать к себе. Родитель вцепился мне в плечо и с силой тряхнул.

— Отдай конверт! — рявкнул он.

— Пусти её, — с угрозой в голосе произнес Джеф.

Я лишь крепче сжала конверт.

— Что?! — отец обернулся к сыну, вытаращив глаза. — Ты мне, что, указываешь, песий кал?

— Да, указываю, — Джеф поднялся. — Я работаю, я вас кормлю, я содержу дом, и я имею права принимать решения. Усек?

— Да как ты… — отец отпустил меня и выпрямился, не сводя глаз с сына.

— Джеф, — пропищала я, — не надо.

— В комнату иди, и собирай вещи, — бросил он, даже не взглянув в мою сторону.

— Сидеть! — заревел отец так, что задрожали стекла. — Здесь Я отдаю приказы! И сейчас, дорогая, ты увидишь, что бывает с теми, кто их не выполняет.

Я сползла с дивана и попятилась к стене.

— Стоять! — заорал родитель, сжимая кулаки. — А ты…

Он вскинул руку, целясь Джефу в челюсть, но тот перехватил его кулак, заломил руку за спину и, швырнул отца на пол, прижав к полу.

— Да как ты смеешь, — орал отец. — Я вышвырну тебя, сопляк, переломаю все кости, дерьмо свое жрать заставлю…

Джеф схватил его за волосы и ткнул лицом в ковер. Отец возмущенно замычал, дергаясь и извиваясь под весом сына.

— Ты? Меня? — теперь рычал Джеф. — Я выкупил закладную на дом, так что теперь я здесь хозяин, а тебя, чокнутый маразматик, я отправлю в дом престарелых, если ещё раз увижу твои припадки. Ты понял?!

— Джеф, — охнула я.

Никогда и никто в нашей семье не позволял себе так обращаться с отцом.

— Ты ещё здесь? — брат нахмурился, чуть повернув голову в мою сторону. — В комнату, вещи собирай и дуй отсюда, поняла? Пошевеливайся!

Дважды повторять не пришлось. Сжимая конверт в руке, я бросилась вверх по лестнице к себе. Влетев в спальню, я первым делом стащила со шкафа огромный походный рюкзак и пакет с личными документами. К бумажкам сунула конверт и спрятала в потайном кармане рюкзака. Потом распахнула шкаф и принялась кидать в рюкзак всё, что попадалось под руку, благо одежды у меня было не так уж много. Из обуви так вообще остались только кроссовки, сандалии и ботинки. Из правого ботинка достала заначку — пятьдесят юг, целое богатство, но, подумав, кинула их обратно — кошелька у меня всё равно не было.